Спасибо! Зандерлинг довольно крепкий немецкий дирижер, но благодаря 25 годам жизни в СССР (1936-1960) отлично понимает Шостаковича и фон, на котором создавалась его музыка. Сейчас ему уже 96 лет.
Вот тут
http://www.zn.ua/3000/3680/63663/
есть интересное интервью с его сыном.
Цитата:
— Каковы были причины возвращения вашей семьи в Германию?
— Там действительно была целая история… Еще в 1946 году, сразу после окончания войны, отца приглашали главным дирижером на радио в Восточный Берлин, тогда это была еще советская зона. Однако по заданию Евгения Мравинского директор Ленинградской филармонии Афанасий Пономарев смог организовать все таким образом, чтобы отец остался.
А Пономарев свое решение так аргументировал: «У Евгения Александровича плохо со здоровьем. Мы не можем иначе. Зандерлинг нам нужен». В общем, он знал, как это делается.
Но еще до смерти Сталина кто-то из чиновников от культуры вдруг задумал «убрать» моего отца. И вот тут его спас Шостакович. Мравинский с Николаем Черкасовым подготовили письмо. Шостакович обратился к референту Сталина с просьбой, чтобы письмо срочно доставили вождю...
И уже за границу моего отца пускали только вместе с оркестром. В Москве он мог сколько угодно выступать с другими оркестрами, но за рубежом — нет! Только однажды пианисту Эмилю Гилельсу удалось «пробить» для него бетховенский цикл в Болгарии. Именно после этих гастролей культурные круги ГДР и начали общаться с моим отцом на тему возвращения.
Дальше — еще интересней. Выяснилось, что отец офицера, с которым мы беседовали, работал валторнистом в оркестре, и он тогда сказал: «Курт Игнатьевич, вы можете быть абсолютно спокойны». Чиновники просто решили, что какую-то формальность надо бы соблюсти. Вот такой театр.
Но мы ведь знаем похожую историю о том, как Александр Свешников приглашал на работу в Московскую консерваторию Святослава Рихтера. Тот никак не соглашался, но Свешников все же уговорил его проводить семинары. Потом дал ему на подпись обычное заявление «прошу принять меня...» и указал: «Святослав Теофилович, подпишите здесь». Рихтер прочитал и возмутился: «Как это я «прошу принять»? Ведь это вы меня просите!». И не подписал.
— Это правда, что ваш отец и сейчас продолжает изучать партитуры?
— Он мне говорил, что проводит время с партитурами. С уже сыгранными или теми, которые он бы хотел сыграть. Например, когда я дирижировал Шестую симфонию Малера, он сетовал, что не успел ее сыграть. Говорил, что и в ленинградскую, и в восточно – берлинскую пору нужно было «выполнять план» определенными произведениями. Он ведь не все успел сыграть, что хотел...